Стал писать Спекторского в слепом повиновении силе объектива
Автор: Виктор Широков
Источник: НГ-Ex libris. 2008. 21 февр. С. 7.
«Спекторский» Бориса Пастернака: Замысел и реализация / Сост., вступ. ст. и коммент. А. Ю. Сергеевой-Клятис. — М.: Совпадение, 2007. — 231 с.: ил.
Общественный интерес к личности и к художественному наследию Бориса Пастернака в последние годы вроде бы остается значительным. Чего только стоит издание 11-томного собрания сочинений, выход ряда литературоведческих исследований и присуждение одной из престижных премий автору недавно изданной биографии классика литературы в серии «ЖЗЛ»!
Но это, так сказать, больше внешняя сторона интереса, глубоких литературоведческих исследований конкретных произведений этого поэта, прозаика и переводчика все не случалось, пока…
Пока не появилась книга, которой, собственно, и посвящен данный отклик. Сборник составлен с исчерпывающей полнотой: вступительная статья, где прослежена многолетняя творческая история романа в стихах; затем — на левой странице — канонический текст романа, соединенный с не вошедшими туда вариантами и иллюстрациями — на правой странице; чрезвычайно подробные комментарии; наконец, приложения, где приведены три поэтические публикации в периодике 20-х годов: «Двадцать строф с предисловием». Зачаток романа «Спекторский», «Из записок Спекторского», «Спекторский. Глава из романа», и две прозаические: «Три главы из повести» и «Повесть».
Сам автор исследуемого произведения был универсальной личностью, круг его занятий был широк, и с самого первого обращения к слову он с предельной искренностью самовыражался одновременно и в прозе, и в поэзии, не поступаясь ширью замыслов. Так уж исторически сложилось, что именно поэзия Бориса Пастернака вызвала наиболее громкий читательский резонанс.
Но скорее все-таки лирика, а вот роман в стихах «Спекторский», над которым поэт работал немало лет, оказался словно бы в тени.
Литературовед Анна Сергеева-Клятис так прямо и утверждает: «Сложный авторский замысел, который реализовывался на протяжении целого десятилетия, оказался во многом непонятым и неоцененным читателями. Сюжет «Спекторского» представлялся усложненным даже исследователям: так один из первых его критиков Анатолий Тарасенков запутался в героинях романа, сведя Ольгу Бухтееву и Марию Ильину в одно лицо. Позже к изначальной путанице с персонажами и событиями прибавились проблемы культурно-исторического контекста. Жизнь и быт 1920-х годов для читателя XXI века стали сферой догадок и предположений, среди которых легко оказаться на ложном пути. Чтобы разобраться в нюансах текста, нашему современнику требуется обращение к специальной литературе, это превращает чтение в трудоемкий процесс, сходный с филологическим анализом. Собственно, так и получилось -«Спекторский» стал произведением для исследователей литературы или немногих искушенных читателей. Задача нашей книги — максимально расширить этот круг.
Если резюмировать кратко — литературоведу поставленная задача удалась.
За ходом ее мысли следишь с любопытством, поддаваясь очарованию женской интуиции и неумолимому диктату выловленного во временных обстоятельствах факта. Правда, лично мое внутреннее сопротивление при прочтении комментариев вызвало однозначное признание прототипом Марии Ильиной одну-единственную Марину Цветаеву.
Борис Пастернак — при всей четкости и категоричности своих поэтических формул и формулировок — человек, мгновенно вспыхивающий и достаточно сумбурный. Его творческий принцип — in status nascendi — близок к тютчевскому «там хаос шевелится». Думается мне, о Ларисе Рейснер стоило бы вспомнить гораздо раньше, а не только в комментариях к 8-й и 9-й главам романа.
Продолжу еще: имя главной героини Мария, которое Ахматова считала неоправданным из-за отсутствия смысловой расшифровки: «Имя и фамилия Марии Ильиной в его стихе звучит никчемно, дико», возможно, продиктовано и внутренней полемикой автора с другом и в известной степени соперником в литературе Маяковским («Мария, дай»), и даже подсознательным размышлением над коловращением библейских сюжетов (Мария и Иосиф).
Путь писателя к окончательному труду своей жизни, «Доктору Живаго», усеян ответвлениями, вариантами. Наверное, каждый автор пишет всю жизнь именно единую огромную книгу.
«Спекторский» — одно из подобных ответвлений, разгаданное не полностью, но благодаря усилиям нового исследования в достаточной степени для полноты понимания.
Борис Пастернак, обожая противоречить самому себе, сказал как-то: «И лучше оставлять пробелы в судьбе, а не среди бумаг», а в этом романе в стихах, как бы заранее оберегаясь от случайных толкований, настаивал: «Поэзия, не поступайся ширью. Храни живую точность: точность тайн. Не занимайся точками в пунктире. И зерен в мере хлеба не считай».
Увы, точность тайн никогда не раскрываема до конца и остается строго во владении творца.
Однако приближение к источнику вулканической магмы и даже проникновение в огнедышащее жерло дорогого стоит. Поздравим же литературоведа и всех поклонников великого поэта с очевидной удачей! Как говорится, светлый облик не искажен, Пастернак остался Пастернаком.