Действующий (Театральный Петербург, 1—31.08.2007)

Борис Костелянец. «Драма и действие»Автор: Константин Учитель

Источник: Театральный Петербург. 2007.

1—31 августа. С. 40—41.

 

Костелянец Б. О. Драма и действие: Лекции по теории драмы.

 

 

 

М.: Совпадение, 2007. О. Костелянец»Б. О. КостелянецБорис Осипович Костелянец (1912—1999) преподавал в ЛГИТМиКе (ныне — Санкт-Петербургская театральная академия) едва ли не полвека. е, кто слышал его лекции по теории драмы, сохраняют воспоминания о них среди самых драгоценных.

Он был выдающимся ученым, прирожденным педагогом, вместе с тем — удивительным человеком. Все в нем вызывало расположение и некоторый трепет. Невероятная для восьмидесятилетнего старика прямота осанки. Детская, доверчивая улыбка. Прозрачно-голубые глаза. Неторопливое стремление к постижению правды.

В нынешнем году в московском издательстве «Совпадение» (известном, помимо прочего, по изданиям Стриндберга и Евреинова) вышла книга Костелянца «Драма и действие».  В объемный и очень красиво изданный том вошли оба выпуска лекций по теории драмы: первый выходил в 1976 году, второй — в 1994-м, однако и он давно стал библиографической редкостью. Диалоги с Аристотелем, особо любимым им Лессингом, Кантом, Гегелем, Белинским, Манном Костелянец ведет при всей безупречной корректности как равный. Он не занимается пересказом классиков. В полемике с ними он дает собственное видение действия и драматической активности.

В новой книге опубликована статья «Рождение трагедии: суверенный человек и мировой порядок» — блестящий разбор Софоклова «Царя Эдипа». Здесь же анализ «Бесприданницы» Островского, воплощение принципов теории драмы Костелянца, и «Проблема действия в теории драмы Г.-Э.Лессинга».

В работах, посвященных конкретным драматургическим произведениям, Костелянец не просто трактует, интерпретирует их— он, не выходя за рамки научного анализа, ищет и выявляет их сокровенный смысл. (Множество примеров тому есть и в другой книге Костелянца под названием «Мир поэзии драматической» — своеобразном «романе о драме».) Не случайно его лекции вызывали огромный интерес у режиссеров.

Составителем новой книги Костелянца выступил Вадим Максимов — один из многочисленных учеников Бориса Осиповича, профессор Санкт-Петербургской театральной академии, чья неустанная деятельность по изданию хороших и разных книг соизмерима по значимости с его работой ученого и педагога. Ему же принадлежит и вступительная статья «Поэтика Бориса Костелянца: осознавание действия и обретение свободы».

Книга сделана очень тщательно. Все здесь отличает редкая сегодня академическая добротность: и краткий биографический очерк Надежды Таршис, и библиография трудов Костелянца, составленная Аленой Варламовой.

В этой книге есть еще одно небольшое приложение — дневниковая запись, сделанная 26 октября 1935 года после доклада В.Э.Мейерхольда «Пушкин и драма».

Свои дневники Костелянец уничтожил. Но именно эти странички, даже после казни Мейерхольда, сохранил. Хотя жил в такое время, когда хранить их было небезопасно.

Он окончил филологический факультет Ленинградского университета в 1937 году. В 1948-м оказался среди «безродных космополитов». Ему довелось выслушать обвинения столь же бредовые, сколь и опасные для жизни. (Как-то рассказывал: один из его любимых университетских педагогов на широком собрании сказал: «Статья Костелянца о Пановой — это же какой-то Сартр, товарищи!». «Никакого Сартра он ведь не читал, да и я тогда не читал, но впечатление было сильное», — вспоминал Б.О. со своей недоуменной и доверчивой улыбкой — а тогда-то было ему совсем не смешно.)

Костелянец воевал. Войну окончил в звании майора — и она, представляется, сыграла огромную роль в его формировании. Блестящий интеллектуал, склонный к глубокой рефлексии книгочей, кабинетный ученый, он проявил себя здесь и далее как человек решительного действия. Молодым человеком он столкнулся со злом в самом бесчеловечном его обличье, и анатомия зла с тех пор была предметом его пристального интереса.

Вообще, драма для него являлась не только объектом эстетического, в том числе формального, анализа, но прежде всего — этического осмысления. Его волновали соотношение свободы и предопределенности.

Соотношение воли личности и твердости миропорядка. Размышляя об этом, Костелянец нередко приходил к более чем смелым выводам. (Так, Гамлет, задолго до Някрошюса, представлялся ему во многом жертвой Призрака.) При этом Костелянец был бесконечно далек от профанного морализаторства, от сухой дидактики. Он был невероятно внутренне, интеллектуально подвижен, до глубокой старости сохранил молодости свойственный жадный интерес к новому (в восемьдесят научился работать на компьютере, чтобы на нем написать последние свои книги!).

«Драма и действие» — из тех книг, которые трудно читать в библиотеке. Ее нужно читать неторопливо, пытаясь следовать за ходом мысли автора. А он никуда не торопился. Докторскую диссертацию, например, писал много лет, искал ответы на волнующие его вопросы — и процесс, вероятно, занимал его куда больше, чем результат. Великое множество папок с материалами и черновиками диссертации Костелянца хранятся в Российском институте истории искусств. Быть может, мы когда-нибудь прочтем и эти тексты.

Костелянец страстно искал в драматургии главное о жизни, как иные ищут это главное в строках Библии.Искал правды — и был праведником. В жизни своей и в книгах, которые продолжают волновать и будить мысль читателей.

Оцените статью
Издательство "Совпадение"